Институт Открытия Способностей
Вадим Мазаев
ОМАР ХАЙЯМ: ПЕССИМИЗМ В “РУБАЙЯТЕ”
Омар Хайям (1048 – 1131 год) — персидский ученый, философ, теолог и поэт — родился в городе Нишапур, культурной столице провинции Хорасан в Персии в семье мелкого ремесленника. Уже в восемь лет Омар Хайям во время учебы в медресе стал интересоваться математикой, астрономией и философией. Детство Омара Хайяма пришлось на период завоевания центральной Азии турками-сельджуками. В результате этого завоевания погибло много людей, в том числе ученых, и это обстоятельство оставило след в душе философа и поэта.
После смерти матери и отца, в возрасте шестнадцати лет Омар Хайям отправился в Самарканд, где он учился в медресе. Затем он переехал в Бухару, где в течение десяти лет работал хранителем местной библиотеки. Омар Хайям закончил также курс мусульманского права и медицины, получив квалификацию хакима, то есть врача. Однако его интересовали скорее другие дисциплины — математика и астрономия. В этот период Омар Хайям написал трактат “Основы арифметики”, в котором по сути открыл математическую структуру, которую позднее назвали биномом Ньютона.
В 1074 году Омара Хайяма пригласили в Исфахан ко двору сельджукского султана Мелик-шаха I. По инициативе и при покровительстве великого визиря Низам аль-Мулька Омар Хайям становится надимом, то есть советником султана. В функции надима входило в число прочего развлечение правителя философскими беседами и игрой в шахматы. Через два года Мелик-шах назначил его руководителем дворцовой обсерватории, на те времена крупнейшей в мире.
Перед Омаром Хайямом была поставлена грандиозная задача — создать новый календарь. В XI веке в Средней Азии и Иране одновременно существовало две системы — солнечный и лунный календари. Обе они были несовершенны. К марту 1079 года задача создания нового календаря была Омаром Хайямом решена. Новый календарь оказался самым точным на то время, и он до сих пор используется в Иране. Этот календарь вообще точнее, чем юлианский и григорианский календари, хотя на Востоке он уступил затем место иным календарным системам.
При дворе в Исфахане Омар Хайям занимался также математикой. В 1077 году он создал, в частности, “Трактат об истолковании трудных мест у Евклида”. Омар Хайям попытался в этом труде доказать пятый постулат Евклида, и по мнению некоторых экспертов продвинулся в направлении создания неевклидовой геометрии.
Омар Хайям внес существенный вклад также в алгебру, в частности, он разработал решения кубических уравнений при помощи конических сечений. Омар Хайям также пришел к выводу о том, что квадратные и кубические уравнения не могут быть решены при помощи циркуля и линейки. Значительно позднее к такому же выводу пришел французский философ и математик Рене Декарт. А еще Омар Хайям занимался теорией чисел, в частности, иррациональными числами. Омар Хайям был известен также своими переводами Авиценны с арабского на фарси.
Омару Хайяму принадлежит также ряд философских трактатов, самым известным из которых, возможно, является “Трактат о всеобщности существования”. Еще одним широко известным философским опусом Омара Хайяма является “Трактат о бытии и долженствовании”. В нем на основании философии Аристотеля, Платона, Плотина, Порфирия и Ибн Сины обосновывается тезис о бытии Первопричины, то есть Бога.
При этом Омар Хайям отчасти касается также трудной проблемы существования зла. Рассматривая обилие зла в мире, он приходит к выводу о том, что лучше было сотворить такой несовершенный мир, чем не творить его вообще (Там же, с. 64). Но мне эта мысль Омара Хайяма не кажется симпатичной. Я полагаю, что мир не надо было творить в принципе.
Омар Хайям тяготел к рационалистическому направлению в исламской философии – мутакаллимам. Вместе с тем, он странным образом для рационалиста симпатизировал также суфизму — мистическому течению в исламе. Но вопрос этот запутанный и сложный — трудно сказать, насколько далеко простиралась его приязнь к суфиям.
Согласно традиции того времени астрономия была не отделена от астрологии, а потому Омар Хайям был также придворным астрологом, причем весьма изобретательным — ему, в частности, принадлежит книга, в которой он разработал кулинарные рецепты для различных знаков Зодиака. Есть, однако, свидетельства того, что в астрологию он по большому счету не верил.
К сожалению, безмятежный период жизни Омара Хайяма кончился в 1092 году в результате убийства его покровителя — великого визиря Низама аль-Мулька и смерти султана Малик-шаха, которого по всей видимости отравили. Власть перешла к жене почившего султана Туркан-хатун, которая стала регентом при малолетнем султане Махмуде. Она была женщиной умной, однако наукой не интересовалась. Кроме того, она была в контрах с бывшим великим визирем Низамом аль-Мульком. Между тем, последний после смерти оставил во власти целый клан своих родственников и прежде всего своих сыновей.
Ситуация при дворе стала напоминать яростную борьбу пауков в банке. Все сложности борьбы придворных партий при дворе султана хорошо описаны Владимиром Бутромеевым в книге “Древо бытия Омара Хайяма” (М., 2011). Желающие могут обратиться к ней. От себя же замечу — Омар Хайям, к сожалению, был вынужден принимать участие в этих нечистоплотных интригах. И удивительно уже то, что ему при этом вообще удалось сохранить себе на плечах голову. Так или иначе, но через некоторое время астрономическая обсерватория была закрыта, а сам Омар Хайям остался не у дел. В конце концов, обвиненный в безбожном вольнодумстве философ и поэт вынужден был покинуть Исфахан и вернулся в Нишапур, где он зарабатывал на жизнь частными уроками.
Увы, Омар Хайям является грустным примером того, как в этом поганом мире даже человек с явно незаурядными, уникальными способностями может стать бессильной жертвой бессмысленных политических интриг. Плодотворная научная работа возможна лишь при политической стабильности и при минимальном достатке. Между тем, государство, в котором жил Омар Хайям сотрясали перевороты и войны, а кроме того, оно сильно уменьшилось в размерах. К концу исфаханского периода своего творчества Омар Хайям накопил огромный опыт и мог бы еще очень многое сделать для науки и философии, но все это оказалось нереализованным. Последние годы своей жизни ученый и поэт доживал, пребывая в полубезвестности и, подозреваю, почти в нищете.
Омар Хайям — прежде всего ученый и философ, однако широкой публике он известен скорее как поэт, как автор прославленного “Рубайята”. Рубаи — это афористические поэтические четверостишья. Всего известно около 5000 таких четверостиший, приписываемых Омару Хайяму. Дело, однако, в том, что многие из них явно были написаны другими поэтам, которые, прикрывшись авторитетом Омара Хайяма, пытались спасти свои тексты от обвинений в вольнодумстве.
На Западе “Рубайят” Омара Хайяма стал широко известным публике благодаря его вольному переводу, сделанному 1859 году английским исследователем Востока и поэтом Эдвардом Фицджеральдом. В этом переводе фигурировало всего лишь семьдесят пять рубаи. В издании, вышедшем в 1868 году, Фицджеральд довел их число до ста десяти.
Что касается переводов на русский язык то, то здесь поработало множество поэтов. Но лично я предпочитаю перевод с фарси, сделанный Германом Плисецким. В нем 450 четверостиший. Именно этим вариантом я и буду пользоваться ниже.
Рубаи Омара Хайяма касаются множества тем, но я ограничусь лишь несколькими. Одна из них — наиболее известная и даже скандальная - посвящена прославлению вина как средства, позволяющего забыться от чувства бессмысленности жизни. Этой теме посвящено чуть ли не половина “Рубайята” Омара Хайяма.
При этом, однако, некоторые авторы пишут о том, что никто не видел самого Омара Хайяма пьяным. Интенсивный интеллектуальный труд вообще плохо вяжется с пьянством. И дело не только в необходимости поддерживать элементарную дисциплину. Физик Лев Ландау утверждал, что даже стакан сухого вина выбивает его из интеллектуальной работы на месяц. Есть мнение, что алкоголь нарушает самые тонкие интеллектуальные функции мозга.
Это, конечно, не означает того, что Омар Хайям был законченным трезвенником. В позднем философском трактате поэта “Науруз-наме” присутствует глава “Слово о пользе вина” соответствующего содержания. И все же думается, что для Омара Хайяма прославление вина были главным образом способом противопоставить себя миру обыденности, а также способом проявить юмор. Высказывалось также мнение, что Омар Хайям был суфием, и когда писал о вине, он имел в виду не физическое опьянение, а опьянение духовное. Но эта очень спорная, спекулятивная точка зрения, хотя интерес к суфизму, как я уже заметил выше, Омар Хайям проявлял.
Признаюсь, однако, что после прочтения многих рубаи Омара Хайяма возникает острое желание выпить. Не забывается Омаром Хайямом также другой сосуд наслаждения — женщины, но приоритет отдается все же вину. В связи с этим приведу несколько проалкогольных рубаи Омара Хайяма:
“Если истина вечно уходит из рук -
Не пытайся понять непонятное, друг.
Чашу в руки бери, оставайся невеждой,
Нету смысла, поверь, в изученье наук!”
“Рано утром я слышу призыв кабака:
“О безумец, проснись, ибо жизнь коротка!
Чашу черепа скоро наполнят землею,
Пьяной влагою чашу наполни пока!””
“Пьянство слаще, чем слава великих мужей,
Пьянство Богу милей, чем молитвы ханжей,
Наши пьяные песни и стоны с похмелья,
Несомненно, приятней для Божьих ушей”.
“Не у тех, кто во прах государства поверг,
Лишь у пьяных душа устремляется вверх!
Надо пить: в понедельник, во вторник, в субботу,
В воскресенье, в пятницу, в среду, в четверг”.
Иногда соображения Омара Хайяма относительно вина вообще принимает откровенно богохульную и даже богоборческую форму:
“Не позор и не грех — в харабад забрести.
Благородство и мудрость у пьяниц в чести.
Медресе — вот рассадник ханжей с подлецами!,
Я без жалости их повелел бы снести”.
“К черту пост и молитву, мечеть и муллу
Воздадим полной чашей Аллаху хвалу.
Наша плоть в бесконечных своих превращеньях
То в кувшин превращается, то в пиалу”.
“Брось молиться, неси нам вина, богомол,
Разобьем свою добрую славу об пол.
Все равно ты судьбу за подол не ухватишь —
Ухвати хоть красавицу ты за подол!”
Есть среди рубаи Омара Хайяма также четверостишия совершенно издевательского содержания по отношению к религии:
“Чтобы Ты прегрешенья Хайяма простил —
Он поститься решил и мечеть посетил.
Но, увы, от волненья во время намаза
Громкий ветер ничтожный Твой раб испустил”.
“Я в мечеть не за праведным словом пришел,
Не стремясь приобщиться к основам пришел.
В прошлый раз утащил я молитвенный коврик,
Он истерся до дыр — я за новым пришел”.
Еще одна тема “Рубайята” — традиционная для ислама тягостная тема Предопределения:
“Жизнь — пустыня, по ней мы бредем нагишом.
Смертный, полный гордыни, ты просто смешон!
Ты для каждого шага находишь причину —
Между тем, он давно в небесах предрешен”.
Некоторые рубаи Хайяма посвящены также близкой к богохульству теме неуважения Бога к судьбам конкретных, маленьких людей, которые нередко уподобляются поэтом не только гончарным изделиям, но также куклам:
“Мы — послушные куклы в руках у Творца!
Это сказано мною не ради словца.
Нас на сцену из мрака выводит Всевышний
И швыряет в сундук, доведя до конца”.
Действия Бога по отношению к созданным Им существам выглядят в рубаи Омара Хайяма вообще не очень красиво и не милосердно:
“Ты не очень-то щедр, всемогущий Творец:
Сколько в мире тобою разбитых сердец!
Губ рубиновых, мускусных локонов сколько
Ты, как скряга, упрятал в бездонный ларец!”
“Изваял эту глину искусный резец
Не затем, чтоб разбил ее пьяный глупец.
Сколько светлых голов и прекрасных сердец
Между тем разбивает напрасно Творец!
“Я скажу по секрету тебе одному
Смысл мучений людских не доступен уму.
Нашу глину Аллах замесил на страданьях:
Мы уходим из тьмы, чтобы кануть во тьму”.
Еще одна тема рубаи Хайяма — это ощущение бессмысленности мира и его непознаваемости. Поэт приходит к выводу о том, что замыслы Творца в принципе недоступны для человека:
“Удивленья достойны поступки Творца!
Переполнены горечью наши сердца.
Мы уходим из этого мира, не зная
Ни начала, ни смысла его, ни конца”.
Некоторые четверостишья Омара Хайяма посвящены также тягостной загадке смерти:
“Плачь — не плачь, а придется и нам умереть.
Небольшое несчастье — однажды истлеть.
Горстка грязи и крови… считай, что на свете
Нас и не было вовсе, о чем сожалеть?”
“Мы уйдем без следа — ни имен, ни примет.
Этот мир простоит еще тысячи лет.
Нас и раньше тут не было – после не будет,
Ни ущерба, ни пользы от этого нет”.
“В прах судьбою растертые видятся мне,
Под землей распростертые видятся мне.
Сколько я не вперяюсь во мрак запредельный
Только мертвые, мертвые видятся мне…”
Темой некоторых рубаи Омара Хайяма является мучительное ощущение
мимолетности жизни:
“Разорвался у розы подол на ветру.
Соловей наслаждался в саду поутру.
Наслаждайся и ты, ибо роза мгновенна,
Шепчет юная роза: “Любуйся! Умру…””
Обычным мотивом рубаи Омара Хайяма является также грустный образ человеческого праха, превратившегося в глину:
“Я однажды кувшин говорящий купил.
“Был я шахом! — кувшин безутешно вопил. –
Стал я прахом. Гончар меня вызвал из праха —
Сделал бывшего шаха утехой кутил””.
Среди рубаи Омара Хайяма присутствует также немало стихов, которые посвящены теме ничтожности человека:
“Океан, состоящий из капель, велик.
Из пылинок слагается материк.
Твой приход и уход не имеют значенья.
Просто муха в окно залетела на миг…”
И все же среди рубаи Омара Хайяма крайне редко, но все же появляются четверостишья, прославляющее величие человека. Приведу одно из них:
“Мы источник веселья — и скорби рудник.
Мы вместилище скверны — и чистый родник.
Человек, словно в зеркале мир, многолик.
Он ничтожен — и он же безмерно велик!”
Изредка встречаются у Омара Хайяма также покаянные четверостишия:
“Я раскаялся только на старости лет.
Нет прощения мне, оправдания нет.
Я безумец, не слушался Божьих велений –
Делал все, чтобы только нарушить запрет”.
А еще пессимизм Омара Хайяма доходил до убежденности в том, что человек вообще не стоит рождаться в этом мире. Эти рубаи я сначала нашел в социальной сети “ВКонтакте” (https://vk.com/anatalism):
“Под этим небом жизнь — терзаний череда,
А сжалится ль оно над нами? Никогда.
О нерожденные! Когда б о наших муках
Вам довелось узнать, не шли бы вы сюда”.
“Когда б в желаниях я быть свободным мог
И власть бы надо мной утратил злобный рок,
Я был бы рад на свет не появляться вовсе,
Чтоб не было нужды уйти чрез краткий срок”.
“Как странник, павший в солонцах без сил,
Ждет, чтоб конец мученьям наступил,
Так счастлив тот, кто рано мир покинул;
Блажен, кто вовсе в мир не приходил”.
В переводе Германа Плисецкого эти рубаи отсутствуют, По-видимому, по той простой причине, что они были переведены иначе. Такого рода рубаи, обосновывающие антинатализм, я нашел у Плисецкого. Нюанс состоит лишь в том, что таких рубаиу него не три, а четыре. Привожу их ниже:
“Добровольно сюда не явился и я
И отсюда уйти не стремился бы я
Я бы в жизни, будь воля моя, не стремился
Никуда. Никогда. Не родился бы я”
“Угнетает людей небосвод-мироед.
Он ссуждает их жизнью на несколько лет.
Знал бы я об условиях этих кабальных -
Предпочел бы совсем не родить на свет”.
“Двери в этой обители: выход и вход.
Что нас ждет кроме гибели, страха, невзгод?
Счастлив живущий хотя бы мгновенье.
Кто совсем не родился — счастливее тот”.
“Эта жизнь — солончак. Вкус у жизни такой,
Что сердца наполняются смертной тоской.
Счастлив тот, кто ее поскорее покинет.
Кто совсем не родился — познает покой”.
Эти рубаи подводят черту под пессимизмом Омара Хайяма, доводят его до предела.
смотри статьи В. Мазаева и другие ссылки
Оpen Abilities Institute
